Ариец © 2052
главная
картины
проза
музыка
фото
видео
гостевая
Поэзия действий. Часть 2: Измышления в пути.
В дополнение к предыдущим своим измышлениям могу добавить лишь то, что не
пишутся уж года два стихотворения высокого слога. Простенькие, задорные,
такие, чтобы звенели в ушах и девкам нравились, это — пожалуйста, пишутся.
Хотя, тоже без особой охоты. А высокодуховные, по крайней мере, значительные
для меня — они все остались в том времени, что миновало, осталось позади, на
бесконечных тропинках и затейливых дорогах, по которым я ходил в погоне за
неведомым. А ходил я много и даже сверхмеры. На ходу мне лучше думается,
легче сочиняется. Сочиняя, я запоминал, ничего не записывая. Прокручивая в
голове множества раз, пока эти строчки не стали частицей меня самого. Потом
удары жизни делали попытки выбить эти строчки, отнять их у меня. Кое что
действительно терялось. Но, самое сокровенное, безусловно, оставалось со
мной. Как можно забыть строки, рождённые в подвигах и свершениях, в
преодолениях себя и в достижении новых вершин. Не могу сказать, что
сочинять стихи приятное дело. В то же время это не должно быть мучением
и в тягость. Данное состояние трудноописуемо. Это словно появляется незримя
связь с космосом и Вселенной, с вечностью. Я дёргаю невидимые нити, заявляя
своё право на существование, отбираю у вечности по праву пренадлежащее мне.
Зима для меня - особое поэтическое время года, как осень для Пушкина. Средь
сугробов до неба я блуждаю по тёмным улицам, прибавив шаг, чтобы не озябнуть.
Помнится, два года назад, блуждая так же, я открыл хорошее место для будущих
свершений, сложил несколько строчек в посвещение Есенину, взял бутылку
красного вина и решил отправиться на другой конец города к памятнику поэта.
Был мороз градусов пятнадцать. Год только начинался, шла первая неделя
беспробудных праздников, и людей на улицах было очень мало. Я блуждал по
переулкам среди новостроек и высоток, отыскивая заветный памятник. Вино
заканчивалось, мороз усиливался. Вот-вот, и я сорвусь, брошу всё к чёрту
и уеду прочь, с этого конца города, где всё мне чуждо.... Но, нарастающая
вьюга указала мне верный путь. Строки, да, теперь их мне уже врятли удастся
припомнить. Алкоголь никогда не был на пользу, память сыграла злую шутку.
Одно время я даже завёл себе карманный блокнот и купил острый как иголка
карандаш (ручки на морозе отказываются писать). Но все эти атрибуты вызвали
иронию и были отброшены, не переношу пафос, который мне показался тогда в
том, что я с блокнотом и стихами... В итоге — не блокнота, не карандаша, ни
стихов. Хотя, последние всё же присутствуют, пусть и не в желаемом количестве.
Пусть и не в предназначенной роли. Хотя бы память тренерую — и то польза есть.
Вобщем-то, двигаясь дальше по поэтическим дорожкам, я открыл для себя Бальмонта —
человека с внешностью мушкетёра, чьи стихи наполнены откровениями и страстью.
Серебряный век по истине сияет до сих пор на фоне бронзовых громадин поздней
советской поэзии, дарит мне новые имена, на которые я ранее не обращал внимание.
Бальмонт описывает то, чего я не могу описать возвышенным языком, молчу, потому
как сказанное будет пошло, и лучше промолчать. Он говорит, и мне есть чему учиться.
Есть над чем задуматься и поразмыслить, всецело погрузившись в свои мечтания.
Да, часто блуждая по заснежанным улицам, я думаю и размышляю. Помимо мыслей о том,
как согреться, мне приходят и мысли иной природы, неописуемые, абстрактные, вокруг
начинают виться невидимые верёвочки, за которые если аккуратно потянуть, то можно
ухватить поэтическую сточку. Наблюдая эти почти видимые верёвочки, так и хочется,
порой, бесцеремонно взять их разом и привязать к себе навсегда. Но, они имеют
свойство растворятся, исчезать так же внезапно, как и появились. И вот, снова
я стою на морозе возле крыльца продуктового магазина. Смотрю на переливающийся
в вечерних огнях снег. Жду ту, при виде которой сердце стучит быстрее, теряется
уверенность и учащается пульс. Прихожу раньше, чтобы подольше оттянуть момент
долгожданной встречи. Пока лёгкий мороз постепенно подкрадывается ко мне, я
созирцаю вечность. Я уже вижу себя со стороны в бесконечности, стоящем на этом
крыльце зимним вечером. Сколько часов я провёл здесь в ожидании за все эти
встречи?.. И ни одной строчки той, что дарила надежду, что придавала сил в эту
бесконечно холодную и ледяную зиму. Грустно и мне самому. Грусть как нормальное
состояние души. Она пришла. Я нерешительный, но целеустремлённый, утопил свою
грусть на дне бутылки красного сухого. И вот мне весело!.. Да, весело, почти до
безумства. Продрогнув, я возвращаюсь безумный домой. Один, иду уже неспеша, не
боясь замёрзнуть, потому как душа в конец оледенела. А та, что может её согреть,
она, быть может, сейчас ложится спать. Борюсь с желанием, чтобы не повернуть
назад, в сметении вернуться и искать её окно, тщетно пытаясь разглядеть в нём
милый сердцу силуэт. Но, нет, уже слишком поздно. Что-то упрямое и гордое не
позволяет мне таких вольностей. Словно раненый, но упрямый зверь я иду в сторону
своего убежища. Главное — дойти, среди снегов, тусклых ночных огней, чёрных
фигур редких прохожих. По хрустящему снегу, я шагаю, от места расставания
к месту обитания, от некой абстрактной нематериальной точки А к точке Б,
словно вектор, который невозможно остановить в заданном направлении.
назад
на главную